Собственно боестолкновение
В этот день одна из разведгрупп ополчения шла к Новогригоровке, но попала под плотный огонь. Разведчики отступали с боем, вынося раненого, закрепились в неглубоком окопчике в одной из лесопосадок, разделяющих неубранное поле подсолнечника. Связи не было. Одного из своих послали за помощью: раненый был тяжелым, с черепно-мозговой травмой. Вскоре к ним подошли санинструкторы ДКО Сеня и Феникс.
«Мы оказались в неглубоком окопе, который "причёсывал" пулемёт противника-носа не высунуть. – Рассказывает Феникс. - Притащили Психа (позывной разведчика) - состояние кома, зрачок не реагирует, пульс не прощупывается, дыхание отсутствует. Пока ребята отбивали атаку - я под шумок сделала с ним то, за что мне официальная медицина бы голову открутила...но Псих задышал, открыл глаза и даже смог назвать свой позывной - это при том, что у него часть черепа была раздроблена и даже мозг видно было! Поставила ему капельницу в шею, начали запрашивать технику для вывоза раненого. Нести по зарослям и кустам его было опасно. Но нас не слышали, и мы тоже. Видимо, глушилки работали. У нас нашлись гранаты - "дымы",я взяла Сенькин мачете, он держал капельницу, и они с ещё 2 разведчиками на плащ-палатке несли Психа...пошёл дым, и мы проскочили в "зелёнку" незамеченными...».
В «зеленке» разведчики и санитары встретились с отрядом Челентано из двадцати бойцов ДКО: не имея связи, Аркадич решил, что разведка ведет бой в окружении и послал на помощь ударную группу. Они двинулись вместе, но в густом подлеске трудно было держать интервал. Люди скучились, и в этот момент вражеская артиллерия нанесла удар.
«По нам ударили 2 раза из 120,потом ещё с танка...Психа спасло то, что взрывом его замотало в брезент и отбросило в канаву - еле нашли! Когда я подняла голову, то увидела кругом разорванные тела и выползающих контуженных, раненых: Север, у которого горела на груди разгрузка и глаза в разные стороны(сильнейшая контузия)...Трактор, которому оторвало часть стопы...но главное - Сеня, у которого вырвало кишки наружу...и я не давала ему поднять голову и увидеть это: он бы тут же от ужаса помер. А так я могла лишь облегчить его агонию, вколов ему двойную дозу наркоты...говорю: «лежи, сквозное у тебя, ерунда»...а он всё бормотал: «ты, мол, тока не уходи, а то страшно»...бедный пацан! И тут начал работать их снайпер! Искал, кто шевелится».
Двое комотрядовцев погибли на месте. Один из разведчиков, с позывным Линза, видимо контуженный и в состоянии шока, поднялся в полный рост и тут же был убит. Остальные, кое как перевязав раны, двинулись дальше. Сеню и Психа выносили на руках. Сеня все же умер, но разведчик с позывным Псих выжил. Во всем отряде без ранений и контузий оказались только Феникс и Челентано, который шел замыкающим, таща на себе оружие тяжелораненых. Группа смогла без дальнейших потерь выйти на «ноль», куда за ней пришел транспорт. «Двухсотых» оставили на месте, их тела добровольцы вытащили в тот же день.
Серьёзные ранения получили шестеро бойцов комотряда, в том числе Татарин и пулеметчик Юра Иркут из самой первой «питерской» группы ДКО.
Имена погибших в том бою: санинструктор Сергей Корнев, позывной «Сеня», гранатометчик Евгений Павленко, позывной «Таймыр», и стрелок Всеволод Петровский, позывной «Ковыль».
Ковыль, или как его еще называли «политрук Сева» был уроженцем города Артемовск, в 2003 году поступил на истфак Донецкого национального университета, затем продолжал обучение в США, куда переехала его семья, но незадолго до Майдана вернулся на Украину. После провозглашения ДНР он работал в Министерстве Информации, затем был военкором в Министерстве Обороны ДНР. В комотряд Ковыль перевелся из политотдела бригады «Призрак», поскольку считал, что его настоящее место, - на передовой. Сейчас в Донецком университете есть мемориальная доска в его память.
Не менее известным человеком был другой погибший в этот день доброволец Евгений Павленко. Он был филологом, преподавателем русского как иностранного в Санкт-Петербургском Государственном университете, одним из старейших и очень известных членов Национал-Большевистской партии. Большинство нацболов вступали в московскую «Интербригаду» или в «Пятнашку», но «Таймыр» выбрал собственный путь обычного рядового бойца и до конца прошел его. Сейчас он лежит в Питере, на Южном кладбище. Поэт и близкий друг Жени Николай Ерёмин написал песню, которая называется «Таймыр». В ней есть слова, довольно точно описывающие обстоятельства его гибели:
По перехвату Укры знают все, и это стало ясно под обстрелом,
Смотрю «Таймыр» трехсотого несет, и в это время мина прилетела.
Две группы оказались под огнем по правилам губительной науки,
«Таймыр» накрыл собою чернозём, как будто на кресте раскинув руки.